Она покачала головой.
— То место очень похоже на это. Дом моего отца стоит у реки, чтобы его корабли могли приставать около него. Но за домом есть ручей. Он течет по равнине. Вы не можете представить, какого он цвета! Нет ничего на свете столь зеленого! А осенью видишь невиданные оттенки золота, насыщеннее любого пламени. Красные, словно кровь, оранжевые, малиновые — это необыкновенно. И вода журчит, прохладная и немыслимо сладкая на вкус. Я знаю, что думает большинство англичан о колониях. Что они дикие, первобытные и варварские. Но теперь это совсем не так.
Он подошел и сел рядом с ней, сорвал травинку и стал лениво жевать, потом скользнул по Розе своим серебристым взглядом.
— Какой он?
Она приподняла бровь.
— Мой дом?
Он кивнул. Она пожала плечами. Сказав минуту назад так много, она неожиданно заколебалась.
— Ну, главный дом действительно чудесный. Много лет назад было ужасное восстание индейцев племени Паманки под Паухатаном. Было вырезано так много поселенцев! Но после этого колонисты мощно выступили против индейцев. Они оттеснили их в глубь страны. — Она помолчала. — В сущности, мы заняли их земли, — пробормотала она. — Хотя, между прочим, некоторые из них все еще живут с нами. — Она улыбнулась. — И у многих наших людей с примесью индейской крови очень светлые волосы — смешанные браки быстро возникают в необитаемых диких местах.
— Расскажи еще. Расскажи об этом великолепном рае, который так чудесен, что ты готова пожертвовать жизнью ради того, чтобы вернуться туда.
— Пирс, я…
— Неважно. Расскажи мне. — Он засмеялся.
— Рассказывать особенно нечего, — сказала она, но улыбнулась. — Мы владеем тем, что называется «соткой», но, в сущности, наши владения гораздо больше. Отец начал с того, что получал разрешения и права на владение тысячами акров. И он с самого начала намеревался разбогатеть, поэтому нанимал по контракту дюжины слуг, заманивая их обещаниями наделить землей. И теперь на его «сотке» — сотни и сотни людей. Он правит, словно король, хотя, в сущности, у него нет никакого титула, не считая того, что в последний раз, когда я говорила с ним, он был очень взволнован, поскольку ожидал, что будет посвящен в рыцари за службу королю. Тогда он станет сэром Ашкрофтом Вудбайном. Конечно, я не знаю, собирается ли король это сделать, но отец был бы чрезвычайно доволен. Хотя вряд ли это будет иметь большое значение в Виргинии — все люди зовут его «милорд» и страшно суетятся в его присутствии. Он сумел приобрести обширные поля хлопка, сахара и табака. Для тирана он весьма добр. И он верит в абсолютную религиозную свободу, в отличие от пуритан в колонии Массачусетс. — Она вздохнула. — Не то чтобы отец на самом деле такой уж набожный. В сущности, он не хочет, чтобы его беспокоили такими делами, как религия, и поэтому он терпим абсолютно ко всему, хотя высокопоставленные члены общины придерживаются англиканской церкви. Отец и вправду мог бы быть королем, если бы, конечно, — поспешно добавила она, — он не был таким горячим верноподданным!
Она помолчала, наговорив, как ей показалось, слишком много о себе. И слишком многое выдав. Но он оперся на локоть, все еще жуя изумрудную травинку и удивленно вглядываясь в ее глаза.
— Я могу представить то место, которое ты описала. Он правит, как король, и это, должно быть, делает тебя принцессой. Поэтому я вполне могу понять, почему брак с простым герцогом не внушал тебе благоговения!
— Милорд Дефорт, дело в том, что я жила среди простых людей. И я узнала, что многие из них необычайно храбры, добры и заботливы по отношению к своим ближним. По-моему, это само по себе — благородство.
— Браво! Сказано словно настоящей принцессой, — поддразнил он. — Но скажи, неужели ты действительно считаешь, что Виргиния красивее, чем этот ручей?
— Трудно отдать чему-то предпочтение, — вежливо ответила она.
Он взглянул на бурлящую воду.
— Пожалуй, я согласен, — сказал он.
— Ты согласен? Ты видел Виргинию?
Он кивнул, улыбка изогнула его губы.
— Я владею множеством кораблей, знаешь ли.
— И ты плавал на них?
— Вдоль Американского побережья, вверх и вниз. На острова. Но мне нравится Виргиния. Согласен. То, что я видел, — очень красиво.
— О! — отважно воскликнула она, быстрым толчком выбивая из-под него локоть.
Потеряв равновесие, он упал и, удивленный, быстро поднялся, потому что она вскочила на ноги.
— Ты позволил мне болтать и болтать, делая из себя посмешище!
— Спокойно, миледи! — скомандовал он, затем сел, дергая ее за юбку так, что она крутанулась назад, тяжело упав ему на колени.
— Я не пытался делать из тебя посмешище! Мне было любопытно узнать о твоей жизни, вот и все. Ведь я знал только, что моя невеста — самое своевольное, независимое существо из всех, кого я когда-либо встречал. Я никогда не задумывался, как сильно ты, должно быть, иногда скучаешь по дому, или что тебе, может быть, не хватает отца. Я помню, как мне ужасно недоставало моего отца после… после его смерти. Ты скучаешь по дому?
— Немножко, — смущенно пробормотала она.
Он легонько погладил ее щеку костяшками пальцев.
— Возможно, мой ручей не самый красивый. Возможно, все в колониях другое — и лучше. По-моему, никогда в жизни я не встречал женщины красивее, чем ты, Роза. Зеленый огонь твоих глаз, медь твоих волос. Твои щеки — нежнейший мрамор, твоя кожа — совершенство! Да еще эта твоя фантастическая невинность. Может ли это быть настоящим?
Над ними прошелестел ветерок. Деревья зашевелились и согнулись. Он поцеловал ее в губы и опустил спиной на расстеленный на мягкой траве камзол. Пальцы его взялись за шнурки ее лифа, и он распустил их, наблюдая за ее лицом.
— Ты однажды пригрозила, что я заплачу за все, что сделал с тобой. Ты все еще настроена так же решительно? — спросил он.
Она не отрываясь смотрела ему в глаза.
— Ты обвинил меня в вероломстве и чудовищном преступлении, — напомнила она.
— Почему ты вышла за меня замуж? — спросил он.
— Ты вынудил меня! — воскликнула она. — Почему ты женился на мне?
— По-моему, потому что был в гневе, — сказал он хрипло. — Потому что я не знал… Почему ты вышла за меня?
— Потому что король наступил мне на ногу, — честно ответила она.
Он засмеялся. Рука его скользнула в ее лиф и обхватила грудь. Она закрыла глаза, переживая нахлынувшие ощущения.
— Сейчас ведь день, — напомнила она.
— А, но это — мои собственные владения, — заверил он. — Никто не осмелится побеспокоить меня. Ну, могу представить, что ты бы осмелилась, но поскольку ты со мной… — голос его замер. Губы коснулись ее губ.
Но затем он снова посмотрел на нее.
— Почему ты в конечном счете согласилась выйти за меня — кроме того, что король наступил тебе на ногу?
Он чрезвычайно затруднил возможность что-либо ответить. Она пыталась лежать очень спокойно, не обращая внимания на тепло, разлившееся по ее телу. Середина его ладони возбуждающе двигалась по соску. Она попыталась напомнить себе, что находится на открытом воздухе у ручья, но ветерок на ее щеках только сильнее раздувал в ней огонь. Он продолжал ласкать ее.
Она не открывала глаз.
— Другой причины не было. Вы с королем были настроены решительно. Меня не спрашивали. Вы все проделали без меня.
Он засмеялся.
— Неплохой результат всего одной ночи! Она открыла глаза, чтобы взглянуть на него.
— Я не участвовала в заговоре, Пирс. Я была невиновна и обижена, клянусь тебе.
Невиновна. Она должна быть невиновной, думал он. Ни один ангел не выглядел более невиновным. С волосами, разметавшимися по траве, густыми ресницами, упавшими на глаза, едва приоткрытыми губами она, казалось, почти не дышала. Лицо ее было алебастрово-белым. Ее грудь, выпростанная из вышитого лифа, была словно видение рая, в этом он был уверен.
Он иногда чувствовал, когда бывал с ней, что попадает под воздействие экзотических чар. Словно ее окружал туман волшебства. Было так легко забыть жестокость и гнев, сказанные ею слова, произнесенные угрозы…